Впрочем, была у меня одна теория. Видимо, Волков решил меня не увольнять, чтобы не придавать ситуации ещё больший резонанс, не дискредитировать кадровую программу компании, внедрённую ещё его отцом. К тому же, он мог вообразить, что я эдакая латентная скандалистка. Один раз устроила публичное представление и второй раз не погнушаюсь. Меня уволят, а я побегу на каждом углу верещать, какой беспредел творится. Вот конкуренты-то обрадуются…

В общем, только потому я до сих пор и здесь — выписали мне индульгенцию, чтобы не плодить кривотолки и сохранить реноме компании. Ура…

Погружённая в воспоминания, я успела добрести до большой залы и, как ни странно, экскурс в прошлое мне помог — пережив заново всё, что случилось со мной за год, я удосужилась эмоционально перегореть. Энергии не осталось ни на что, кроме непосредственно работы.

Не обращая внимания на уверенно ползший вверх градус всеобщего веселья, я методично и без лишнего нервяка выловила в толпе всех нужных мне людей. Вместе с подписями получила ворох хмельных поздравлений с наступающим и к концу вечера, вопреки всему, даже умудрилась снова проникнуться праздничным настроением. Заразная это штука — всеобщее веселье, спорить не буду.

Последняя подпись осталась за Волковым, который почти весь вечер провёл в углу залы, попеременно общаясь с коллегами и парой заезжих больших гостей из мэрии и даже, говорили, из правительства. Его Катерина куда-то запропала, закадычного друга Фролова тоже не было видно — кажется, он попросту распугал их своим хмурым видом.

Но волноваться о его плохом настроении сегодня я уже не могла, поэтому в полном молчании вручила ему бумаги и ручку, он так же молча расписался, и я со вздохом нескрываемого облегчения умчалась прочь.

Разыскавшая меня в толпе Ольга велела отнести бумаги в приёмную, всучила мне «штрафной» коктейль, потом ещё один — и жизнь как-то, знаете ли, наладилась.

Я наконец-то плюнула на свой серый костюм, как это давно сделали все окружающие, и остаток вечера провела так, как и не надеялась провести. И ощущение того, что всё подозрительно гладко обошлось с бумагами, стало подкрадываться ко мне только, когда первые «слабаки», как обозвала их подруга, засобирались домой.

— Слушай, не по себе мне как-то, — прокричала я на ухо подруге, лихо отплясывавшей под Gayazovs Brothers. — Бросила их там у тебя на столе, а кабинет открыт. Пойду в папку их спрячу.

— Ну ты серьёзно, что ли? — прокричала в ответ Ольга, вихляя бёдрами. — Господи, Женя, да оторвись ты хоть раз в год как следует! Сейчас песню для тебя закажу, хочешь?

Я помотала головой и рассмеялась, чувствуя приятное головокружение. Хорошо, хоть кто-то из нас мог погружаться в веселье по самую макушку.

— Я вернусь через пять минут! — пообещала я. — Заодно комп твой выключу, свет потушу и кабинет запру, чтобы не возвращаться. Волков же туда больше спускаться не будет?

Ольга помотала головой — рыжие кудряшки так и запрыгали вокруг её раскрасневшегося лица.

— Скоро буду! — и я принялась осторожно прокладывать себе путь через пляшущих ко входу.

Но так уж вышло, что наверх я не поднялась ни через пять минут, ни через пятнадцать…

Глава 11

Не знаю, как остальные, но я верю в предчувствия. Просто потому что слишком уж часто они у меня срабатывали. Я мчалась по лестнице вниз, а внутри всё сжималось от тревоги, хоть я и не могла объяснить, откуда это чувство появилось.

Приёмная Волкова встретила меня неприветливо — дверь оказалась заперта на замок, хотя полоска слабого свечения из-под неё говорила о том, что подсветку так никто выключить и не удосужился.

— Вот так новости, — пробормотала я и помчалась ещё ниже, на пост охраны.

— А почему приёмная главного закрыта? — я оперлась на стойку, пытаясь хоть на минутку дать отдых уставшим от проклятых шпилек ногам.

Заступивший на ночную смену Игорь — русоволосый здоровяк со страстью к чтению — отложил обёрнутую в потёртый чехол читалку и потёр лицо:

— Да потому чтобы не шастали туда. Вдруг что стянут, а мне отвечать.

Я нахмурилась:

— В смысле? Там только я была и… и Волков. Я приходила бумаги распечатать, потом их вернула.

— Ну а потом туда какая-то пьяная парочка завалилась, — проворчал Игорь. — Я только и успел их на камере засечь. Спустился и дверь запер.

Господи, кому и зачем вздумалось переться так далеко, да ещё и в кабинет главного? Разве что ему самому… но Волков выглядел совершенно трезвым, да и не отлучался надолго из залы вроде бы.

Ерунда какая-то…

— Можно ключ? — вздохнула я. — Пойду бумаги проверю. Ты в приёмную заглядывал?

— Не-а, — помотал головой охранник. — Просто запер и всё.

Пожалуй, загляни он в приёмную, и наш с ним разговор сложился бы совсем иначе… Я открыла дверь, щёлкнула включателем и приросла к порогу.

Компьютеру просто повезло, потому что монитор стоял на углу стола, почти вплотную к стене, но вот всё остальное… Бумаги, канцелярские принадлежности и даже кружка с остатками чая валялись на полу. Ольгино кресло откатилось в дальний конец приёмной, к шкафчикам.

Пьяная парочка… бедлам в кабинете… Сложить два и два было совсем несложно.

От прилившей к щекам крови даже кожу защипало. Но стыд за чужие выходки тут же смыло волной холодящего ужаса. Среди рассыпавшихся по полу залитых чаем бумаг валялись и мои документы, смятые, покрытые бурыми пятнами — безнадёжно испорченные.

Я не знаю, сколько так простояла, просто бездумно пялясь на погром в кабинете.

В голове было абсолютно пусто.

Все мои волнения, все труды… И как я всё это объясню начальству?!

Да как можно было быть такой беспросветной, легкомысленной дурой! Оставить такие ценные бумаги на столе. Ведь хотела же сразу их в папку убрать. Да почему ж не убрала-то?

Слёзы покатились по лицу безо всякого спроса. Оставалось только порадоваться, что сегодня я не решилась на вечерний макияж и поэтому не превращусь в адскую панду, даже если вдоволь пореву над своим фиаско.

Хлюпая носом, я ещё раз обвела бардак мутным от слёз взглядом и принялась за уборку.

Мне и в голову не пришло звать Ольгу или кого-нибудь ещё. Для чего? И чем они сейчас помогут? Тем более что часть празднующих уже разъехалась по домам, и пока я здесь вожусь, к ним присоединятся остальные.

Это значит, ни о каких новых подписях и речи быть не может.

Я кое-как привела приёмную в относительный порядок, рассортировала бумаги, ну а с пятнами чая на ковре и светлом ламинате придётся иметь дело завтрашней уборщице.

Присела в Ольгино кресло и выдохнула, только сейчас заметив, что под столом в свете верхних ламп что-то блестело. Я нагнулась и выудила из-под стола застрявший в ковре обрывок цепочки с изящной искристой звёздочкой. На бриллиант похоже, но ручаться я не стала бы.

Шмыгнув носом и отерев всё ещё мокрые от слёз щёки, я повертела звёздочку на свету. Судя по всему, в порыве страсти её обронила пьяная дамочка.

Так, кажется, есть какая-никакая идея.

Я подскочила с места, распечатала второй комплект документов, растасовала новые и испорченные бумаги по разным файлам, выключила свет и технику, заперла приёмную и побежала к охраннику.

Впрочем, из моих попыток поиграть в Шерлока ничего путного не вышло. Игорь показал мне запись с камер, и распознать на них «преступников» не смог бы даже величайший сыщик — свет на этаже к тому времени уже погасили — горели только ленты подсветки у выходных дверей. Два тёмных силуэта, один повыше, другой пониже и с длинными волосами — вот и всё, что выхватила камера.

К тому времени меня уже вряд ли что-нибудь могло расстроить сильнее. Я двигалась как автомат. Зашла в ближайшую уборную, привела себя в порядок, спустилась в наполовину опустевшую гардеробную и засунула бумаги в сумку.

Оставалось отыскать Ольгу и, не знаю, как-то попытаться хотя бы ей объяснить всё случившееся. Может быть, в процессе я даже придумаю, что мне делать дальше.