— Но… не хочется всё так оставлять…

— Идите, Миронова, — предупредил он.

И она поняла, метнула на него опасливый взгляд, пробормотала «спокойной ночи» и умчалась наверх, будто испуганная лань.

Глава 27

Мужик, посреди ночи перемывающий посуду на кухне — жалкое зрелище. Но, кажется, он это заслужил. Более того, он сам выступил и палачом, и исполнителем. Руки нужно было чем-то занять, голову — желательно тоже, но в голове… ох, что творилось в его голове.

Он, конечно полнейший кретин, если думал, будто она настолько к нему неравнодушна, что позволит себя поцеловать.

Он думал… Уже смешно. Думать он перестал, стоило ей объявиться у него на пороге.

Как он вообще до этого докатился?

Нет, серьёзно. Это очень важный вопрос.

Ведь раньше же сдерживаться как-то получалось. Он мог фантазировать, воображать — это вообще случалось само собой, она совершенно без спросу лезла к нему в голову. Это ничего, он смирился, просто не позволял своим иллюзиям застить реальность. Тут всё и всегда было под контролем

Но здесь и сейчас… происходило что-то уже ненормальное. Что ж его так накрыло-то? Ведёт себя, как озабоченный школьник, ей богу.

«Холодный душ тебе в помощь», — проскрипел в голове язвительный некто, и Андрей послал его подальше в особо грубой форме. Можно подумать, он и сам не знал, как с этим справляться. Другое дело, что сейчас эти меры ничего по-настоящему уже не гасили, а только помогали как-то перебиваться.

Сейчас, как во времена его дворового детства, очень не хватало походов в секцию бокса. А в этой роскошной глуши пинать, к сожалению, некого и нечего. «Ёлку, разве что», — мрачно усмехнулся Андрей.

Но только ёлка-то в чём виновата? В том, что у него выдержки — ноль?

Стоило ей сообщить, что она порвала со своим теперь уже бывшим — и всё, остатки разума выветрились из его головы вместе с ошмётками здравых мыслей. Как будто всё это долгое-долгое время он ждал от неё именно этих слов, даже сам этого не осознавая. Будто этим своим признанием она давала ему добро на то, чтобы перестать наконец притворяться. Перестать строить из себя безразличного.

Пожалуй, последнее уже давно и так не работало. Андрей мог быть с ней каким угодно, только не безразличным. Да с ней рядом камень положи — и тот шевелиться начнёт!

Андрей сквозь зубы выругался, хлопнул ладонью по пробковому смесителю, перекрывая воду, схватился за полотенце.

Он-то надеялся, что горячая вода каким-то образом смоет с кожи воспоминания от прикосновения к ней.

Не прокатило.

Воспоминания будто впечатались в него на всех возможных уровнях, включая всё то, что составляло его суть. Он будто весь пропитался ею, и вытравить её из себя при всём желании не смог бы. И никому бы не дал.

Андрей погасил свет на кухне, вернулся в гостиную, где сейчас горела только ёлочная гирлянда. В постель идти смысла не было — в гостевой он будет чувствовать себя как в клетке. Он опустился в ближайшее кресло, со вздохом откинул голову на высокую спинку.

Впрочем, сегодняшняя ночь никаких открытий для него не сделала. А что ещё хреновее, только подтвердила то, чего он опасался и о чём подозревал уже давно. Впервые осознание пришло к нему ещё год назад, когда Миронова отказалась извиняться за свой поступок на корпоративе.

Именно тогда-то он и сдался, прекратил врать хотя бы самому себе и понял: то, что она будила в нём — это не пустое желание, не страсть, не вожделение. Понял, что повёлся не на ясные глаза, русую гриву или точёную фигурку. А на неё, на неё саму. На что-то, что и было Евгенией Мироновой.

Которая оставалась холодной и недоступной, как звезда на чёрном зимнем небе. И верить в то, что пара дней наедине могла что-то кардинально в её отношении к нему изменить, было бы очень опасной наивностью.

Шампанское, уютная обстановка, иллюзия сказочности новогоднего вечера — убийственное сочетание, которое наверняка действует даже на тех, у кого аллергия на романтику.

И она оставалась в своём уме, успела его остановить. Потому что если бы не она, он остановиться и не подумал бы.

Не было в нём таких сил. Он умел бороться с любыми соблазнами, но с ней… он знал, что проиграл бы ещё до начала битвы.

Впрочем, всё это имело хоть какое-то значение лишь при одном условии — если бы Евгения Миронова позволила себе быть его соблазном. Для него хуже варианта получить от неё отказ был вариант стать для неё следующим ненавистным бывшим, после которого она ни с кем больше дела иметь не захочет.

Андрей потёр ладонями лицо и выдохнул, впитывая в себя окружающую тишину.

А теперь главный вопрос: что делать со всем этим дальше?

И это вопрос на миллион.

***

Я сидела на неразобранной постели, слабо соображая, сколько времени прошло.

Спальню освещали только ночники на прикроватных тумбочках по обе стороны от кровати.

В голове снова и снова прокручивалось всё, что произошло этой ночью, но мозг отказывался обрабатывать этот калейдоскоп ярких картинок.

Внутри всё горело, а голова до сих пор шла кругом, но я уже не была уверена, что дело в шампанском.

И я будто бы до сих пор ощущала на подбородке прикосновение его пальцев.

Господи, на меня никто и никогда ещё так не смотрел! Как он вообще это делал? Будто я нечто особенное, нечто настолько особенное, что всё остальное теряло смысл и значение.

Или я всё это себе навоображала? Как-то не так истолковала его слова о неравнодушии?

Виновато шампанское? Атмосфера? Наше вынужденное отшельничество?

Потому что поверить в то, что Волков, которому не отказала бы ни одна, помани он только пальцем, стал бы размениваться на меня?.. Господи, да кто я такая? Особенно по сравнению с роскошной, сногсшибательной Катериной. Ещё и спорю с ним постоянно. Злю его, наверняка раздражаю, да и вообще вывожу из себя.

Ведь наверняка же всё едва не стряслось… случайно. Ну конечно, случайно! Под влиянием момента.

Я тихонько застонала, сползла с кровати на пол, подтянула колени к себе, спрятала в них лицо и покачалась из стороны в сторону.

Дурацкая детская привычка, но почему-то всегда помогала. Сейчас — не особо.

Я шмыгнула носом и только тогда поняла, что глаза уже на мокром месте.

Ну вот. Докатилась. Реву уже по любому, малейшему поводу.

Нет, нет, так нельзя. Всё развивалось слишком стремительно, непредсказуемо, слишком опасно. Это пора прекращать. Иначе грядёт катастрофа.

Сегодня мы затормозили буквально на краю, у самой пропасти. Я, покалеченная прошлыми и не ищущая новых отношений, и он, несвободный, недоступный и тот, которому я вот уж никак не ровня.

И слёзы покатились по моему лицу с удвоенной силой. Потому что я помнила, чего мне стоило его остановить. Потому что почти призналась себе, что могу не отыскать в себе сил повторить этот подвиг.

Глава 28

Я честно попыталась заснуть. Считала овец, выравнивала дыхание и что-то там ещё, но все мои попытки заканчивались тем, что я погружалась в лёгкую дремоту, и сон со сверхъестественной настырностью пытался завершить события новогодней ночи, не случившиеся в реальности.

Пары раз мне хватило. Выскочив из кровати с лупящим о рёбра сердцем, я сдалась и ушла в ванную в надежде, что хотя бы тёплая вода меня немного убаюкает. А уже к рассвету торчала на кухне и пила крепкий кофе, проверяя и перепроверяя в телефоне новостные сводки. По нашей ситуации ничего не нашла. Но сегодня почти наверняка позвонят из фирмы — может, у них хоть какие-то новости появились.

Снег сегодня не шёл, но в коттедже было слегка зябковато — видимо, температура снаружи основательно понизилась.

Я уже хотела заглянуть в своё приложение «Погода», когда за спиной раздалось хрипловатое:

— Доброе утро.

И я только чудом не опрокинула на себя кружку с остатками ещё горячего кофе. Сердце кувыркнулось, и меня окатило жаром, но я каким-то образом умудрилась сохранить внешнее спокойствие.