Я могла бы ещё долго сходить с ума от пережитого, но зазвонивший телефон прервал лихорадочный хоровод моих мыслей, заставив едва не подпрыгнуть на кровати.

Мама. Господи боже, фух…

Разговор с ней позволил мне сначала отвлечься, а потом и действительно чуточку остыть. Мы говорили долго — я никуда не спешила, и беседа сотворила вдвойне благое дело — немного успокоила меня и явно успокоила маму. Она больше не переживала и уже не подозревала меня в том, что я чего-то недоговариваю или что-нибудь приукрашиваю, чтобы её не пугать.

Попрощавшись с ней, я свернулась калачиком на постели и уснула — отпустившее нервное напряжение уступило место жуткой усталости, будто я с утра целый вагон разгрузила.

Очнулась уже после обеда, просидела на кровати, гадая, стоит ли спускаться вниз. Передумала. Кажется, морально я была ещё не готова снова встречаться с Волковым лицом к лицу.

В дорогу с собой я брала ноутбук, но попытки убить время за чтением новостей не слишком-то помогли. Все мои надежды на то, что погода каким-то чудом переменится, конечно же, не оправдались.

В итоге до самого вечера я, как последняя трусиха, чистила рабочую почту, рассортировывала файлы, набрасывала контент-план на январь и даже протирала пыль в спальне — словом, делала всё, до чего только додумалась, только бы не спускаться вниз.

Ну вот разве так поступают адекватные взрослые люди?..

В конце концов за пищей-то мне когда-нибудь отправиться придётся.

Но вредный голосок внутри меня проверещал, что я ни за что этого не сделаю, пока Волков не отправится спать. И я, сгорая от стыда, с ним согласилась.

Чего я боялась? Что меня сейчас так пугало?

Я боялась его? Или себя?

Я не успела ответить на этот вопрос. Позвонила Оля. И разговаривать с ней в кои-то веки было сложно, но она всё-таки вытащила из меня признание в том, что мы с Волковым повздорили.

— Слушай, — сказала она мне тоном строгой учительницы. — Лезть с расспросами не буду, но одно тебе скажу. Волков — человек справедливый. Это говорит тебе та, кто с завидной частотой от него нагоняи получает. Если он себе лишнее позволил, это не со зла. Вспылил. Бывает.

Мы помолчали, и она по-своему расценила моё нежелание отвечать.

— Я не говорю, что ты должна, грубо говоря, подставлять другую щёку, но Жень, вот поверь. Если он виноват, просто дай ему время. Он сто процентов извинится.

Она ещё долго говорила, приводила примеры и всячески уговаривала меня не унывать. И попрощалась я с ней в откровенно смешанных чувствах.

Но не потому что она меня в чём-то переубедила или заставила взглянуть на вещи по-иному. А потому что до меня наконец-то дошло, что всё это время я на него вообще-то и не злилась. Что наша ссора дала выход эмоциям, которые необязательно были злостью. По крайней мере, я уже не держала на него зла за утренний «обмен любезностями».

И поздним вечером, когда я наконец-то набралась смелости отправиться вниз, я поняла, в чём дело. Дело как минимум в сорванных планах — Волков ведь тоже переживает, что не сможет провести праздники с любимой женщиной, как и я — со своими родными.

Мы оба перенервничали. Но мы взрослые люди и в состоянии прийти к компромиссу.

Уверена, мой начальник точно такого же мнения. А значит, у нас есть шанс на примирение.

Поэтому я решительно распахнула дверь спальни и под счастливое урчание своего пустого желудка, предвкушавшего долгожданный ужин, потопала вниз.

Глава 25

Спалось откровенно хреново. Давно ему так хреново не спалось. Удивительно, но даже хуже, чем вчера.

Устав торчать в пустой гостиной и бесцельно клацать кнопками пульта в попытках отвлечься хоть на что-то в телеке, он ушёл в гостевую. Миронова заперлась наверху, и он не стал её трогать, сам подивившись своей нерешительности. Или, может, в нём до сих пор говорило раненное эго? Не дозрел до того, чтобы идти к ней на поклон?..

Андрей притронулся к своей заросшей щеке и невольно усмехнулся — а рука-то у Евгении Станиславовны не сказать чтобы лёгкая.

И не сказать чтобы он жаловался.

Если такова плата за удовольствие делить с ней эти новогодние праздники, он согласен. Где подписать?

Андрей протянул руку к прикроватной тумбочке, нашарил телефон, взглянул на время и поморщился — ещё и одиннадцати нет. Ложиться спать в такое время на выходных — просто позорище.

К слову, Катя за весь день так и не позвонила. Обиделась. Снизошла до текстового сообщения под вечер. Ну и стал бы он в ответ прояснять ситуацию с Мироновой? Да нет, конечно. Ответил максимально доброжелательно, мол, всё в порядке, надеюсь, у тебя тоже. В ответ пришло короткое «да». Вот такой содержательный диалог.

Как замечательно у него год заканчивается — поссорился и с ней, и с Мироновой. Но Катерина в принципе любила время от времени закатывать что-нибудь в таком вот роде. Он привык. А вот Евгения Станисл… господи, как он устал её так называть! Но ехидный некто в его голове напомнил, что это было его личной инициативой. Его придумкой. Так рефлекторно срабатывал ментальный предохранитель, напоминая Андрею о реальном положении дел: он босс, она его подчинённая. Ничего более.

Интересно, что она сказала бы, если бы узнала, с чего всё начиналось для него. Почему он её не уволил, почему не позволил бы сделать этого никому другому и почему он в конце концов стал встречаться с Катей.

Андрей перевалился на спину, закинул одну руку за голову и уставился в потолок.

Предприимчивая Катерина таки получила желаемое — статусного мужика, которым часто хвасталась перед подругами, будто своим тяжко отвоёванным трофеем. Он об этом бы и не знал, да Никита — любитель сплетен и чужих тайн — зачем-то обо всём ему докладывал.

Их отношения в сущности-то и завязались из-за её подхода к делу. «Мы просто согреем друг другу постель, пока не отыщем кого-нибудь ещё», — предложила Катерина, пока он ломал голову, как прекратить все пересуды в офисе о его романе с Мироновой. После скандала на корпоративе её рано или поздно совсем затравили бы, а раздуваемые прессой слухи о её нынешней неприкосновенности и «неслучайном» получении места в компании бросали тень и на кадровый проект его отца. Андрей не мог допустить, чтобы искренняя попытка Мироновой заступиться за официантку в итоге сломала жизнь ей и навредила компании.

Когда он видел, как после Нового года она каждое утро пробиралась по офису так, будто шла босиком по битому стеклу, потому что знала, конечно, знала, что говорили у неё за спиной…

Андрей заворочался и снова перевернулся на бок. А он-то надеялся, ему удастся хоть немного поспать.

Предложение Катерины оказалось дельным, своей цели он достиг — близкое общение с Сарминой в конце концов свело на нет сплетни о его вероятном романе с Мироновой. Ну а их взаимное согревание постели со временем оба привыкли считать отношениями.

Нет, он не стал бы врать себе и выкручиваться — секс был отличный. Но в какой-то момент даже всё отличное приедается. А когда ты к тому же начинаешь отчётливо понимать, что помимо секса ищешь что-то ещё… Или, может быть, даже нашёл. Давно нашёл, просто это что-то — не твоё и в руки к тебе не просится…

А ты, как бы от этого ни бесился, слишком уважаешь чужой выбор. И чужие границы.

Но время шло, и Катерина начала рваться с поводка, на который мечтала посадить его. И всё-таки прежде им как-то удавалось находить общий язык, просто потому что их роман был… удобен, привычен.

Как это, однако, опасно — до того сживаться со своей привычкой, что перестаёшь замечать, как давно она себя изжила.

Катя всё чаще закатывала ему истерики, дулась, язвила. Пожалуй, они оба надеялись, что новогодний отдых поправит ситуацию. Спасёт то, что, возможно, спасения и не стоило. Наверное, теперь чуть понятнее становилась та безобразная истерика, которую закатила Катерина. Возможно, она тоже видела эту их поездку как верный шанс вернуть в отношения жизнь.