Я целый час отчаянно пыталась заснуть, поджимая под себя заледеневшие ноги, и только спустя какое-то время мне это худо-бедно удалось.

Но только лишь потому что в какой-то момент тепло, по которому я уже стала всерьёз тосковать, волшебным образом вернулось. И я, убаюканная дрёмой, потянулась к нему безо всяких сомнений и колебаний — во сне я не стала бы себе ничего запрещать. Во сне никто, кроме меня, об этом никогда не узнает.

И только когда крепкая, сильная рука осторожно обвила мою талию, а носом я едва не уткнулась в широкую мужскую грудь, я поняла, что это не сон.

Глава 31

Меня выдернуло из благостной дрёмы чёткое понимание, что Волков мне не снится. Его тяжёлая рука лежала на моей талии, а под моей правой ладонью, которой я невольно упёрлась ему в грудь, чуть чаще положенного стучало его сердце.

Как это случилось? Когда? Как я могла не заметить?..

Для своих габаритов этот непостижимый мужчина двигался с поразительной бесшумностью.

Может, конечно, был виноват и завывавший за окнами ветер, который умудрился убаюкать меня настолько, что я никогда бы не подумала… и помыслить не могла бы…

— А…

— Миронова, не орите, — сон ожил и заговорил, в низком голосе звучали предупреждающие нотки. — Вы можете меня не переваривать, можете от меня бежать и даже прятаться, но выбор у вас сейчас небольшой. Или вы позволите мне вас согреть, или я буду судиться со всем «Снежным раем» за то, что они подвергли риску здоровье моего ценного сотрудника.

Все сомнения в том, что происходившее — реально, разлетелись в щепки. У меня дыхание перехватило, пока я пыталась осознать происходящее.

— Значит, вы и правда считаете меня ценным сотрудником? — пискнула я первое, что пришло мне в голову.

— Кто о чём, — вздохнул Волков.

Макушкой я упиралась ему в подбородок, а его левая рука едва заметно, почти лениво переместилась чуть выше моей поясницы. Видимо, он решил не пугать меня сверх положенного и убрал свою руку подальше от моей пятой точки.

Я прикрыла глаза и тяжело сглотнула, впитывая в себя невероятные ощущения, которые дарили его касания. Это было намного, в тысячу раз приятнее, чем я могла бы вообразить себе в фантазиях. Только бы он ничего не заметил…

— Откуда вы узнали, что я з-замерзаю?

Я пялилась в темноту широко открытыми глазами — вокруг ровным счётом ничего не было видно. Я лишь понимала, что смотрю ему куда-то в ключицу, слава богу, обтянутую тканью футболки. Ну, хоть тут он меня пожалел.

— Даже из гостиной слышно, как вы зубами стучите.

Очень смешно. Просто обхохочешься.

— Нет, правда?

Волков помолчал. Наверное, выбирал, какой вариант объяснения будет более предпочтительным.

— Ветер поднялся, температура снизилась. На первом этаже сейчас ещё хуже. Я тоже замёрз.

Я едва не рассмеялась. Да от него тепло шло, как от печки!

— Так, значит, вас сюда привёл холодный расчёт? — я сама подивилась своему шутливому тону. Но темнота творила великое и странное дело — она помогала скрыть правду даже от себя, дарила иллюзию неуязвимости, едва ли не вседозволенности, а я могла себе вообразить, что сплю и вижу очень, очень похожий на правду сон.

— Если продолжите ёрничать, Миронова, я покажу вам, что меня сюда привело.

— Как вам не стыдно, — пробормотала я и безо всякого стеснения уткнулась носом ему в футболку. От него едва слышно пахло тонким, невероятно приятным и наверняка дорогущим парфюмом. — Угрожать беззащитной женщине.

Его рука медленно, мучительно медленно прошлась вверх по моей спине, задержавшись у самых лопаток. Лёгкое, едва уловимое касание пальцев, и моё тело с готовностью прижалось к нему ещё ближе.

— Неправда, — ответил он, и я ощущала, как вибрирует глубокий, низкий голос в его грудной клетке. — Я — ваша защита.

Я втянула в себя воздух и зажмурилась, не давая набежавшим на глаза слезам всё испортить.

Какая же ты размазня, Миронова…

— Вам вовсе незачем брать на себя такую ответственность.

— Да, только вас забыл спросить.

— Не сердитесь, Андрей Владимирович. Я просто до сих пор пытаюсь всё это переварить, — я таяла в его тепле, сдавая рубеж за рубежом, позволяя себе говорить открыто и прямо. — Думаете, это легко — поверить, что… что вы… что я вам… ну, вроде как… будто бы… нравлюсь.

В ответ на мои позорные попытки объясниться Волков медленно выдохнул, как человек, глубоко разочарованный услышанным:

— Думаю, Миронова, приказать вам на время перестать думать. У вас беда с выводами. Там сплошные недооценки.

— Это вы о чём?

— О ваших «вроде бы» и «будто бы».

— Я, значит, вам и правда, нравлюсь, — прошептала я.

— Не мелочитесь, Миронова. Берите выше.

О-о-о-ох…

И я пропала, пропала, пропала. Позволила себе вообразить, что есть только здесь и сейчас. Где возможно всё. Даже невозможное. Крепче прижалась к его горячему, сильному телу и вообразила… что он мой.

— Это неправда, что я вас игнорировала, — пробубнила я ему в ключицу. — Я просто не позволяла себе… на что-то рассчитывать. Мне и в голову бы не пришло…

Он на мгновение замер, осторожно вдохнул. Кажется, моё признание застало Волкова врасплох. Его рука пропутешествовала от моих лопаток вниз, до самой талии, замерла там.

Я всё-таки рискнула продолжить:

— Ну… вы же тоже делали вид, что меня не замечаете.

Пауза.

— Потому что я дурак. Поначалу гордость не позволила.

— И потом вы ведь встречались сначала с Ингой. А потом с Катей.

Он и сейчас с ней встречается, идиотка!

— Последнее я собираюсь исправить.

Моё глупое сердце так и подпрыгнуло в груди.

— Спите, Миронова, — неожиданно распорядился он. — Эти вопросы мы обсудим с вами завтра. Мне через четверть часа необходимо проверить оборудование внизу. Поэтому спите.

— Но…

— Сейчас же, — скомандовал он. — Пока я ещё в своём уме и помню, что нагло забрался к вам в постель, потревожив ваш сон. Но угрызения совести не будут мучать меня вечно. А вы вроде как не спите с несвободными мужчинами. Вас же потом совесть заест, а вы заедите меня.

Он бил меня моими же картами. Но именно эти слова сотворили какую-то неведомую мне магию. Он понял, чего я боялась, чего стыдилась и какого греха брать на душу не хотела. Он понимал меня, не требуя никаких объяснений.

И это было удивительно, но я будто почувствовала, что мне вернули то, что когда-то и кто-то в незапамятные времена у меня жестоко отнял. Веру в лучшее?..

Я просто перестала бороться, сдалась и, устав удивляться… уснула.

Потому что он — моя защита.

И я в это верила.

Глава 32

Подниматься к ней в спальню было чистым безумием. Стоило хоть немного пораскинуть мозгами над своим решением, но пока он думал, ноги сами несли его наверх.

Он всё равно надолго не задержится, просто проверит, всё ли в порядке. Она же страшная мерзлячка. С сентября на работу в тёплом пальто ходит, вечно руки в рукавах кутает.

Нет, серьёзно он просто проверит. Ему всё равно скоро придётся спускаться, чтобы проверить оборудование — электричество грозились дать в ближайшие часы. Нужно проследить, чтобы возможный скачок напряжения или ещё какая-нибудь напасть не спалили к чертям всю здешнюю электроначинку.

Но если бы он всё же осмелился признаться себе во всём искренне, то выяснилось бы, что все героические попытки рационализировать свой поступок — обыкновенный обман. Что его умение мыслить рационально давным-давно отключено. Что он шёл на поводу у инстинкта, будто чуял, что их время вместе истекает, поэтому отчаянно пытался получить всё, что сможет, от того, что здесь и сейчас предлагала судьба.

Это, впрочем, никак не отменяло его искреннего и благородного желания её согреть.

Но он, конечно, сильно переоценил собственную выдержку, стоило ему воплотить в жизнь одну из своих самых сокровенных фантазий: безо всяких прелюдий и объяснений прижать её к себе — сонную, нежную, не сопротивляющуюся.